Неочевидная Казань. Барахолка на Гудованцева
Торговые ряды в самой далёкой от центра точке Казани начинаются с солёных огурцов, хурмы и дешёвого мяса. Большие красные куски говядины завёрнуты в целлофан, целлофан засыпан снегом, на снегу — картонная табличка с надписью «свежее». Дальше — голландский сыр по 260 рублей за килограмм и самарские яблоки по 55. По решению судебных приставов продуктовый рынок «Шатлык» (в переводе с татарского — «радость»), работавший на Гудованцева последние шесть лет, должен был закрыться в ноябре 2015 года. Причина — несоблюдение условий аренды. Но, лишившись павильонов, предприниматели продолжают работать под открытым небом. Как и их «коллеги» c бесконечно длинной барахолки, в которую продуктовый развал вливается на пересечении Гудованцева с Беломорской.
Журналист «Инде» Лена Чеснокова и фотограф Денис Волков обошли «нищий базар», чтобы узнать у местных, откуда он взялся, а краевед Григорий Ивойлов составил краткую историю российских барахолок с начала XX века до наших дней.
Туника за 1000 ₽
Советские коньки, вязаные свитеры, старые мягкие игрушки, бывшая в употреблении кухонная утварь — самая большая в Казани барахолка растянулась на несколько кварталов вдоль улицы Гудованцева, почти упираясь в Обнорского. Несмотря на законодательный запрет несанкционированной уличной торговли и ноябрьский инцидент с соседним продуктовым рынком, каждое воскресенье к семи утра сотни людей приходят сюда с клетчатыми «челночными» сумками или приезжают на «ларгусах» и «нивах» с доверху забитыми багажниками. Торговля продолжается до часа дня, потом Гудованцева пустеет.
— Крыша? Крыши у нас нет во всех смыслах: приходи кто хочет, торгуй чем угодно, места бесплатные, — говорит немолодая женщина в длинной шубе с чёрными потёками туши под глазами (снег идёт не переставая уже два часа). Женщина глубоко затягивается сигаретой и продолжает: — Тут всё на общественных началах. Но, я считаю, неплохо бы это дело окультурить. Люди бы с удовольствием всю эту, извините за выражение, х... весь этот хлам, я хочу сказать, несли бы в комиссионки, если бы в городе была налаженная сеть. Или пусть правительство сделает несколько социальных секонд-хендов для многодетных семей и бездомных. Пусть рекламу по телевизору дадут, чтоб все знали, куда нести ненужные вещи. А то у нас один дешёвый рынок на весь город, а контингент тут — только местные алкаши и малоимущие.
Женщина отказывается назвать своё имя, потому что «не хочет светиться». На Гудованцева она приезжает редко — когда дома накапливается критическая масса ненужных вещей. В этот раз она здесь, чтобы продать одежду умершей матери: несколько безразмерных блуз и чёрных юбок. Малоимущие не хотят покупать тунику за тысячу рублей, но сбавлять цену женщина не собирается.
— У меня всё фирменное — одежда «Глория джинс», обувь «Вестфалика», сумки «Монро», — гордо перечисляет она.
Тех, кто не хочет «светиться», на рынке много.
— Не надо нас фотографировать. Тут стоят люди, которые не должны были оказаться в таком положении, но оказались. Потому что жизнь такая. Это не очень приятно, — сердито говорит продавщица шерстяных колготок.
Революция и 1920-е годы
Григорий Ивойлов
историк, краевед, коллекционер
В 1917 году в России случилась революция, и национальному хозяйству пришёл конец (надо сказать, оно и до того было так себе). В закономерный упадок приходит культура организованной торговли, зародившаяся в империи в 1860–1870-е годы: не рынки и лабазы, а официальные магазины. Во-первых, торговать стало нечем, во-вторых, предприниматели, опасаясь расправ и конфискаций, бросали своё дело и спасались бегством.
Как следствие, в годы гражданской войны в городах начали появляться стихийные рынки. Там люди распродавали и выменивали «на харчи» или предметы первой необходимости ценные вещи. Новые точки обмена и торговли обычно размещались около традиционных рынков — в Казани, например, такие могли быть на Хлебной площади (располагалась там, где сейчас Дом печати) и у Сенного базара (сегодня на этом месте сквер «Интернационал»). После окончания гражданской войны «толкучки» не исчезли. В годы НЭПа власть благосклонно относилась к мелким предпринимателям, поэтому все 1920-е число стихийных рынков росло. Феномен уходит из советской повседневности только в конце десятилетия — в связи с переходом к жёсткой плановой экономике.
Ёлочные игрушки за 50 ₽
Барахолка на Гудованцева чем-то напоминает Open Space Market: во-первых, торгуют здесь в выходной день, во-вторых, среди товаров много хенд-мейда (в основном деревянного и вязаного), в-третьих, вещи у всех продавцов хоть и разные, но какие-то одинаковые. Главное отличие от модной городской ярмарки — цены. Девушка, продающая коробку стеклянных ёлочных игрушек брежневской эпохи, говорит: «Пятьдесят рублей», — и мы с Денисом решаем, что выбрать: бледно-зелёный огурец, шишку с облезлой позолотой или розовый помидор. Девушка смотрит с недоумением: пятьдесят рублей — цена всей коробки, в которой семь новогодних украшений. Выбирать не нужно. Отдаём деньги, складываем игрушки в пакет и решаем, что на Open Space больше не пойдём.
Из сугроба торчат старые лыжи «Быстрица», крепления и ботинки — в комплекте. Всё это пытается продать Талгат — пожилой мужчина в очках с толстыми, увеличивающими глаза стёклами. От него пахнет алкоголем, хотя ещё нет и полудня. Узнав, что мы пришли писать о рынке статью, Талгат воодушевляется:
— Сейчас всё вам расскажу! Это называется «нищий базар». Не знаю, кто придумал, но все так говорят. Кто победнее, несут сюда последние вещи, кто побогаче — то, что больше не нужно. На Жилке богачей мало, не все ходят за одеждой в магазины. На «нищем базаре» вещь в среднем стоит рублей сто пятьдесят. Я вот сегодня лыжи продаю за пятьсот — хорошие. Хотите посмотреть?
1930–1950-е годы
Григорий Ивойлов
историк, краевед, коллекционер
В конце 1920-х сворачивают НЭП. В Уголовный кодекс РСФСР вводят статью за спекуляцию. Чтобы выманить у населения остатки ценностей, государство придумывает систему Торгсинов (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами — сеть магазинов, где драгоценности, антиквариат и валюту можно было обменять на товары повседневного спроса и продукты питания. — Прим. авт.). Барахолки больше не нужны, с ними борются, но жуткий дефицит и перебои со снабжением приводят к появлению новых механизмов меновой торговли — в основном скрытых. Исторические источники не дают точного ответа, как это могло выглядеть. Авторы дневников и мемуаров обычно объясняли приобретение дефицитной вещи глаголом «достал».
Стихийную торговлю реанимировала война: в начале 1940-х массово появляются незаконные толкучки и чёрный рынок. С ними никто не борется. Во-первых, государству хватает проблем на фронте, во-вторых, барахолки являются суровой необходимостью: люди перемещаются по стране, часто бросая всё на старом месте, им нужно где-то доставать вещи для обустройства быта.
В 1950-е борьба со стихийной торговлей возобновляется. Пытаясь справиться с дефицитом, работники крупных заводов налаживают полулегальные производства непрофильной бытовой продукции: я лично видел несколько больших деревянных шкафов, сделанных в подсобных цехах казанских авиастроительного и оптико-механического заводов. Открываются первые комиссионные магазины, и потребность населения в барахолках временно отпадает.
Бесплатные версии
Никто толком не знает, откуда на Гудованцева взялась барахолка. Местные выдвигают четыре версии:
- Рынок существует на этом месте последние десять-пятнадцать лет. До Гудованцева он располагался на Ленинградской, но у администрации Московского района были другие планы на эту улицу, и в начале-середине 2000-х продавцов заставили переместиться ближе к окраине города.
- Версия почти полностью повторяет предыдущую, только вместо Ленинградской называется улица Челюскина.
- Рынок появился в конце 1950-х, сразу после застройки Жилплощадки, и долгие годы был центром общественной жизни заводской окраины (здесь знакомились, узнавали последние сплетни и устраивали драки).
- Рынок появился в 1990-е, когда на заводах начались сокращения и уровень жизни населения района резко упал.
1960–1980-е годы
Григорий Ивойлов
историк, краевед, коллекционер
1960-е — поворотный момент в истории советских барахолок. В эти годы в стране возникают первые субкультуры, следовательно, появляются люди, которые охотятся за редкими книжками, специфическими пластинками, позже — катушечными записями. Становится модным коллекционировать дореволюционные предметы. Параллельно в страну начинают проникать западные товары — джинсы, кроссовки, сигареты, которые нельзя было продавать легально, через советские магазины. Появляются толкучки в современном понимании этого слова. Самая крупная в Казани располагалась в районе компрессорного завода. Там было буквально всё — от фарфора до гвоздей. Тогда же возникает сообщество нумизматов в Ленинском садике и «Книжка» — самый известный в Казани блошиный рынок на улице Тинчурина. Это была даже не торговая точка, а воскресная тусовка ценителей самиздата и редких подписных книг.
Все эти рынки-тусовки пышно расцветают в 1970-е и уверенно входят в 1980-е. В конце 1980-х в Казани возникает толкучка на Гаврилова — будущий авторынок. Тогда же существовала барахолка в районе речного порта, но она быстро захирела. И хорошо, потому что контингент там был специфический: бомжеватые маргиналы торговали подержанным ширпотребом.
Антиквариат за бесценок
Среди советских гирлянд, кастрюль и книг Константина Симонова иногда попадаются ценные редкие вещи. Чтобы их выцепить, нужно прийти на рынок очень рано и потолкаться локтями с матёрыми старьёвщиками: раз в несколько недель они приезжают на Гудованцева к самому открытию и скупают у местных за смешные деньги всё, что представляет коллекционный интерес (на жаргоне это называется «пылесосить»). Вещи с «нищего базара» перепродают на «Книжке», где в последнее время стали бывать не только казанские антиквары, но и платёжеспособные иностранные туристы. Что-то увозят в Москву на главную барахолку страны — в Измайлово. В последнем случае маржа может составлять сотни процентов: старинные щипчики для сахара, купленные на окраине Казани за двести рублей, в Москве будут стоить две тысячи и больше.
Барахолку на Гудованцева упоминают во всех интернет-гидах по крупным блошиным рынкам России, но большинство казанцев не подозревают о её существовании. Эта экосистема почти герметична: продавцы с Жилплощадки уже надоели покупателям с Жилплощадки (и наоборот), а жители других районов появляются здесь редко. Но история российских блошиных рынков учит, что расцвет несистемной уличной торговли обычно следует за социальными кризисами и экономическими спадами, так что вполне вероятно, что скоро рынок на Гудованцева станет одним из самых популярных в городе. «Потому что жизнь такая», как говорят местные.
1990-е годы — наше время
Григорий Ивойлов
историк, краевед, коллекционер
В 1990-е субкультурное значение барахолок падает. Вещи, которые раньше можно было купить только на толкучках, теперь свободно продаются в магазинах — обычных и антикварных. Букинистов становится меньше: у некоторых просто перестало хватать денег на редкие тома, а кого-то вполне удовлетворяет новый ассортимент книжных. Блошиные рынки становятся скорее развлечением, чем необходимостью. В 2000-е в двух местах России они превратились в аттракцион для туристов: таковы Измайловский вернисаж в Москве и Апраксин двор в Санкт-Петербурге.
То же самое может скоро произойти с казанской «Книжкой». Говорят, в Год парков и скверов создали план реконструкции парка Тинчурина, предусматривающий оформление торговых рядов с лавками и навесами. Конечно, проектировщики обещают, что новые сооружения ничего не изменят, но трудно представить, чтобы оборудованные торговые места всю неделю стояли пустыми и по назначению использовались только в выходные. Скорее всего, постояльцам «Книжки» придётся выбирать: уступить своё воскресное место более предприимчивым продавцам или переходить на ежедневную торговлю, как коллеги с Измайловского вернисажа. Последнее грозит повышением цен и потерей атмосферы старого рынка.
А вот барахолке на Гудованцева, думаю, в ближайшее время изменения не грозят.
Фотограф: Денис Волков